Неопубликованное

---

|на главную|о себе|газета|архив номеров|книга|очерки|неопубликованное|контакты|



    Глава III из рукописи книги "Мой камень - рубин"
Хранительница Валаама

    Не знаю, что заставило одну из сотрудниц редакции газеты "Новгородская правда" наложить на этот материал вето, но он так и не вышел в свет. Но рукопись я сберегла, потому что она мне дорога.

    Три дня и три ночи я провела на острове Валаам по командировке газеты "Советская культура" и спустя несколько лет я буквально "заболела Валаамом".

    Сегодня ночью, когда писала этот материал, я снова бродила в лиловых зарослях вереска. Купалась в обжигающе холодной воде закрытого от Ладоги "внутреннего озера", ела горстями напоенную солнцем ягоду на земляничных полянах.

    Я вновь видела дорогу между могучих стволов сосен, выводившую к скалам и читала надпись: "Сия дорога сделана в 1845 году". Монахи построили не только дорогу, но и скиты, которые сейчас экскурсоводы называют в разговорной речи: Красный, Белый, Желтый:

    Валаам для нас - не просто остров на Ладожском озере, а святыня.

    Мое знакомство с Валаамом началось с той минуты, когда теплоход ОМ-372, который все островитяне называют ласково, как одушевленное существо, "Омик", мягко пришвартовался в белесой мгле. Шел первый час ночи, однако пристань не была безлюдной. Сюда приходят жители в любое время суток специально, чтобы поприветствовать капитана, давнего друга острова. Как все островитяне, он тоже влюблен в Валаам, в его закаты и восходы, грозы и снежные метели.

    Когда причаливали, он всматривался в берег, как смотрят в лицо любимого человека.

    "Не Вас ли пришли встречать? - обронил капитан. - Вижу, "гусыня" на берегу".

    Действительно, это меня встретила и предоставила гостеприимно кров хранительница Валаама Людмила Михайловна Гусева. Она стояла на берегу, одетая как монашенка - в кофточку с капюшоном. В ночи я не разглядела ее лица. Но когда мы пришли в бывший монастырский корпус, служивший жильем для работников музея, оказалось, что это миловидная молодая женщина. В комнате спала, разметавшаяся во сне красивая пятилетняя девочка. "Ваша дочка?" - спросила я. И хозяйка поведала удивительную историю.

    -Ладога, - сказала она, - кольцом охватила остров, - и часто озеро берет страшную дань с островитян - уносит жизни. Немало утонуло в наших водах людей. Однажды молодые родители, оставив дома четверых своих маленьких детей, на лодке отправились ставить сети на Ладоге. Их мертвые тела прибило к берегу - видимо, волной перевернуло лодку. Я взяла Таню и Светлану на воспитание, еще двое ребятишек попали в другие семьи.

    И выслушав Людмилу, я подумала, что она совершила настоящий подвиг: могла бы устроить свою личную жизнь, а посвятила ее чужим детям.

    - Танечка сейчас спит, - завершила свой рассказ хозяйка, - а Светлана - в лагере.

    В распахнутые окна врывался шум листвы, он напоминал неумолчный прибой. Утром я их увидела и поняла, что не ошиблась: это действительно исполины. Их видели приезжавшие на Валаам художники: Куинджи, Рерих, Васильев. На священную землю Валаама ступал А. Толстой, поэт Опухтин, Мариэтта Шагинян.

    Каждую тропинку на Валааме знает Людмила, и защищает всё, что связано как-то с островом. Утром она показала мне громадный монастырский сад. Урожай крыжовника, смородины, яблонь снимали местные ребятишки, их на острове много.

    Валаам открывался неспешно, в нежной утренней дымке. Вдвоем мы отправились на деревянные мостки и полоскали белье. А потом мы сходили в монастырскую баньку, где сохранилась громадная печь-каменка, пышущая жаром.

    Запомнились мне прогулки по острову с Людмилой, которая показала все любимые ей уголки. Стало ясно, что для нее это уготованное самой судьбой место, где она сумела проявить себя в полную силу, выразить свои и профессиональные качества и душевные. В громадной аллее вековых пихт женщина остановилась и сказала: "Вот еще одна удивительная аллея одинокого монаха". Мы увидели следы жестоких ветров. Сто лет может простоять сосна или пихта, а за минуту ураганный ветер вырывал ее с корнем. Художник Шишкин плакал, когда видел, когда гибли деревья. Студентом Петербургской Академии художеств он не раз приезжал на Валаам. Оберегать природное богатство - в этом видела свое назначение Людмила Михайловна Гусева. Во время наших долгих многочасовых походов открылись и фантастический по своей красоте остров, и моя спутница, относившая к острову как капитан с "омика": пылко, страстно, самозабвенно. Оказалось, у нее свои заветные земляничные поляны, свои бухточки, укрытые от ветра. Из всех скитов Валлама самый любимый - Никольский, откуда открылась безбрежная ширь Ладожского озера. Мы вместе поднялись на 64-метровую колокольню собора. Сразу дух захватило: настолько красив остров в голубом безбрежье воды.

    И деревья с шершавой корой, к которым Людмила на ходу прикасалась, и причудливые скалы, и корни сосен, подобно спрутам обхватившие круглые камни, казалось, сам воздух - всё непостижимым образом было предметом ее душевного беспокойства. Людмилу Гусеву хотелось по-старинному назвать "заботицей острова". В ней сильно развито чувство личной ответственности за всё богатство Валаама. Она не может жить без этого, захлестывающего ее по-детски, удивления перед красотой природы, но как хранитель музея Людмила полна и уважения к тем, кто эту красоту десятками лет берег.

    Мы присели на поваленный ствол во дворе Белого скита и ведем неспешный разговор.

    - Здесь произрастает масса видов деревьев, даже японская вишня. А сажали их монахи. Под черными сутанами бились прекрасные сердца. Монахи выпестовали прекрасные сады. Вот посмотрите: рядом надгробие раба Божьего Онуфрия, который прожил в трудах и молитвах долгие годы.

    Я родилась в деревне и, хотя часть моей жизни прошла в Петрозаводске, все-таки люблю деревенскую тишину. Природа Валаама и любимая работа удержали меня здесь. Я по-настоящему счастлива. Но для меня ценность жизни открылась и в человеческих отношениях, которые важны на Валааме: здесь непростые условия.

    Главное для меня - жить без лжи. Конечно, порой приходится лукавить, но потом спросишь себя - а зачем? В каждом из нас столько накручено. Не верю в елейных людей. Их нет. Себя считаю далеко не совершенной, ловлю себя на том, что бываю злопамятной. Стараюсь это преодолеть, потому что на острове мы как на ладони. Случалось, и вспылить, а потом корить себя за вспыльчивость. В фондах музея должен быть порядок как в аптеке. Уникальные памятники Валаама должны охраняться по-настоящему.

    - Давно Вы здесь? - спрашиваю Людмилу.

    - Десять лет. Однажды приехала сюда от Министерства культуры. Стала уезжать - и в слезы. "Заболела Валаамом", вот и вернулась окончательно. Когда я брожу по острову, то невольно думаю, что какие же силы всё это создали? Вот сюда, на Белый Скит, часто люблю приходить. Церковь всех святых, так же, как и другие памятники на острове, построен архитектором Алексеем Максимовичем Горностаевым. Выдающийся русский зодчий возродил истинно русский национальный стиль, в частности шатровое покрытие храмов. Его памятники тянутся вверх, в бесконечность.

    Вот посмотрите на эту церковь всех святых. Не случайно весь комплекс назвали Белый скит. И даже песенку сочинили об экскурсоводах ":И белый мой скит горностаевский буду любить:". Его памятники очень утонченные. Четыре выступа с каждого угла создают ощущение легкости. Смотришь вверх - кажется, вместе с памятником сейчас улетишь. Памятники Горностаева воспринимаются в единой гармонии с кедрами, сахалинской гречихой, туей, барбарисом, вязом и дубом, всей природой Валаама.

    На подошвах своих башмаков двадцать тысяч туристов за сезон увозят немало ценной валаамской земли, а монахи наоборот ее сюда привозили.

    Мы вышли к самой крайней оконечности острова - к Ладоге. Напротив словно покачивался тихо на воде в наступающих сумерках еще один остров с удивительно точным и выразительным названием Дивный.

    Была еще одна памятная прогулка под моросящим мелким дождем. Постояв несколько минут у пышных надгробий настоятелей монастыря, Людмила подвела к скромной могиле. С нами тогда была маленькая Таня, но девочка не вздрогнула, когда Людмила прочитала: "Любовь и Виктор Концевенко". Ведь малышка верит - ее мама рядом с ней и держит ее за руку.

    И мне подумалось, красота острова обязывает быть по-настоящему красивым и в человеческом проявлении. Остров проверил не только Людмилу, но и всех, кто остался здесь не на сезон, а на годы. Людмила вновь повторила:

    -Мне больше ничего не надо. Любимая работа? Она здесь. Семья? Она со мной. А зимой мы будем прислушиваться: не летит ли вертолет. До лета гостей не ждешь, а все равно мчишься встречать.

    Когда уходил мой пароход, я позавидовала тем, кто остался на дощатом причале.